sep
Мы открываем сокровища сознания
middleshadow scroll-top
Кира Богословская «Эсален. Воспоминание о будущем.»

Эсален. Воспоминание о будущем.




Эсален. Воспоминание о будущем.

Институт Эсален появлялся в наших мечтах лет 15 назад, когда мы – команда, студентов второго высшего образования психологического факультета МГУ – создали команду, обучающую студентов дневного потока направлениям практической психологии. Тогда мы мечтали о «российском Эсалене» как о месте, интегрирующем различные подходы и практики психологии с экспериментальной и научной деятельностью и духовной работой, и, самое главное, обладающем инновационным культурным потенциалом.
В декабре я побывала в Эсалене, в рамках моего первого визита в США.
В своих путешествиях по миру я давно пользуюсь подходом А. Минделла, что Земля – это канал мира; он заигрывает с нами и вступает с нами в диалог. Наш образ земли – это отражение нашего сознания; движение по земле – есть движение по собственному сознанию. Перемещение же по Земле туда, куда мечтается – есть одновременно перемещение в новые, еще не изведанные области себя; в те области души, из которых пришел сигнал и которые ранее не были задействованы.
И если куда-то очень хочется – вероятность достичь нового аспекта себя при достижении этого места довольно велика. Такой способ сознавания прекрасно работал для меня в течение последних лет. Но именно Эсален оказался первым местом, где такое мое представление было разделено с другими людьми и получило мощную подпитку и обоснование и на словесном и на несловесном уровне.


Место на Земле - далеко не только отражение нас; оно еще и наш портрет, созданный множеством присутствовавших и присутствующих в этом месте сознаний.
Вопреки обыденному представлению, представляется, что этот портрет рисуется не энергетикой, а семантикой. Его образуют культурные значения, неявно «считываемые» нами, в сочетании с нашим образом самих себя, помещаемым в этот пейзаж.
Если суть пейзажа соответствует нашей сути (как мы ее понимаем) – нам хорошо и наполнено. Почти всем хорошо на берегу океана, или на любимой кухне. Почти всем плохо быть пешеходом рядом с автомагистралью или в атмосфере ссор и склок.
Такого типа «жизнь в пейзаже» вовсе не предполагает словесных комментариев происходящего: суть, значение окружающего воздействуют непосредственно.
Описанием же можно заниматься потом. Занимаюсь.

За пределом


Эсален - это невероятное место; оно вне пределов представимого.
Невероятное – ибо вероятность определяет предзаданное, а суть Эсалена – в отсутствии такового.
Вне пределов представимого – ибо все, что мы можем представить, уже состоялось, а сутью Эсалена является становление как процесс. Дух Эсалена не лежит в области окаменелости традиции, это движение. Spirit in movement.
Эсален запределен; он находится за пределом. Cтоит заметить, что понимать это надо буквально: американская культура и английский язык как способ ее существования и более конкретны, чем русские, и метафора «за пределом» имеет здесь более конкретное содержание. Эсален, его суть – не находится в рамках привычных контуров культуры, как американской, так и русской. Поэтому у этого меcта есть шанс остаться всегда новым.

Историческая справка:
ИНСТИТУТ ЭСАЛЕН (США, California, The Esalen Institute, http://www.esalen.org/ ) - один из самых известных холистических и образовательных центров-коммун в мире. Создан в 1962 г. на месте поселений индейского племени Эсселен как альтернативная образовательная организация для исследования человеческого потенциала, мира нереализованных возможностей, находящихся вне нашего воображения. Достаточно скоро он стал известен в связи со своей западно-восточной философией, экпериментально-дидактическими семинарами, притоком известных философов, психологов, религиозных деятелей, а также периодическими международными конференциями.
Здесь работали Станислав Гроф, А.Маслоу
Одной из наиболее интеpесных исследовательских пpогpамм в области тpанспеpсональной психологии является "Пpоект исследования pезеpвных возможностей", начатый в 1976 г. Сyть пpоекта состоит в том, чтобы собpать, каталогизиpовать и изyчить все зафиксиpованные в миpовой литеpатypе пpоявления pезеpвных возможностей человека. Руководитель проекта М.Меpфи анализиpyет собpанные данные в объемистой книге "Бyдyщее тела: исследования дальнейших возможностей человеческой эволюции", 1992. (Делается вывод, что феномены проявления pезеpвных возможностей отдельными людьми говоpит пpежде всего о пеpеходе к этомy новомy видовому ypовню сyществования, и является по сyти пpеддвеpием эволюционного скачка.)
В Эсален в течение 60-х - 90-х годов часто наезжали на конференции самые разные люди, от ученых до весьма экстравагантных личностей. Деятельность этого центра оказала значительное влияние на формирование "Движения третьего тысячелетия", "Движения новой терапии", гуманистическую и трансперсональную психологию, исследования ЛСД и другие направления неортодоксальной науки. До сих пор Эсален имеет широкую известность как место, где зарождаются новые течения психологии, хотя его репутацию сделали сомнительной многочисленные практикующие там же эзотерические и оккультные секты. Это центр не только науки, но и культуры, причем, как легко догадаться, соответствующей ему по духу: там были битники, рок-музыканты, хиппи, бывал наш Б.Гребенщиков.»; http://www.real-voice.info/art/in-8.htm
Про Эсален хочется рассказать, потому что он представляет собой, мне кажется, интересный пример явления, социально промежуточного между маргинальностью и истеблишментом.
Там происходили ментальные события, проводились конференции и велись разговоры, которые не только играли важную роль в формировании умонастроения деятелей 1960-х, но и оказывают влияние по настоящий день - как через тех, кто из тогдашних их участников до сих пор жив и продолжает писать, как Ф. Капра, А. Минделл, и супруги Грофы, так и произведениями тех, кто уже умер. Последние: Р. Лэйнг, Г. Бэйтсон, Т. Лири, Г. Миллер, Ф. Перлз, А. Маслоу. Воспитана в Эсалене дочь Г. Бэйтсона М.К. Бэйтсон. В духовном контакте с семьей находилась жена Бэйтсона М. Мид. Ф.Капре периодически удавалось собирать в Эсалене более или менее долговременно работающие команды из ученых разных специальностей, от врачей до экономистов. Кроме того, в Эсален в течение 60-х - 90-х годов часто наезжали на конференции самые разные люди, от ученых до весьма экстравагантных личностей»
Ф. Капра "Уроки мудрости"; http://www.leary.ru/misc/index.php?n=09

Это «за пределом» имело бы характер «целей и задач» института Эсален – если бы в пространстве смыслов института можно было бы адекватно пользоваться понятием «целей и задач». Но это понятие для того объема содержания, которым занимается Эсален, имеет характер двумерный; «цели и задачи» - это только проекция его деятельности на плоскость интеллекта; это двумерное изображение трехмерной фигуры.
Эсален – это даже не объем, ибо и объем замкнут. Это – движение на краю, в каждый момент создающее объем. «За пределом» – это всегда исследование пределов, а еще «за пределом» можно оказаться, когда его перешел.
Переходим. Написав вышеизложенное, открываю книжку про Эсален, изданную там (л.2) и читаю первую фразу предисловия: «Еsalen has always been on the edge» («Эсален всегда на краю»).

Как ехалось. Отчет-Фактология


От Эсалена до ближайшего городка Монтеррей, до которого ходит общественный транспорт – около 70 километров; дальше по трассе рейсовых автобусов нет (только в летний сезон). HighWay 1 идет по берегу Тихого океана – немедленно после выезда из города начались скалы и склоны побережья – огромные и дикие, без следов поселений. Из огромности и первозданности окружающего неожиданно выплыло в мою голову имя писателя, от книг которого оставалось такое же ощущение мощи дикой природы.
- Похоже на книги Сетона-Томпсона – сказала я таксисту.
- Он жил в 70 милях отсюда – ответил тот.
Миль 20 побережье было совсем дикое: ни вилл, ни поселков; только длинные, покрытые порыжевшей травой склоны, спускающиеся к океану и кое-где – леса.
-Как все дико…
-Тут хотели построить частные дома, но местные жители не позволили; они сказали: «нет, здесь ничего не будет построено, мы не хотим, это места для всех».
(За этим последовал мой длинный вздох – как человека, живущего в России.)
И вот – въезд в Эсален; лес и дорога в лес; указатель «Esalen Institute. By Reservation Only». Лес расступается, дорога идет вниз, домик на въезде; машину встречает высокий, красивый и какой-то очень здоровый парень с дикими глазами,. «Ого - подумала я, если тут такие люди – это серьезно».
Поселение было простым и быстрым: простой домик почти на обрыве (рис 3): комната метров 10, две двухъярусные кровати, сияющие натуральным деревом, деревянный комод-зеркало, душ-ванна, бумажка с расписанием, инструктаж.
Полчаса – и я предоставлена самой себе. Затаив дыхание, выхожу из комнаты на деревянный порог – и океан, прямо за оградой. Солнце, сосны, шишки, рыжие иголки под ногами, тишина, никого вокруг, состояние свободы, за которым люди ходят в горы, хотя здесь не горы.
Это состояние длилось все время пребывание в Эсалене; длилось, понимаясь здесь не как следствие пребывания в определенном месте природы, а как суть, всегда пребывающая в человеке и определенными местами природы только раскрываемая.
Немощеная дорожка спускается от домика к lodge (дайнинг, бар, солярий, офис, книжный магазин, зал для занятий), расположенному над обрывом чуть ниже по склону.
С веранды дайнинга под сосной начинается дорога, спускающаяся к ваннам.
Ванны Эсалена – натуральные горячие источники, оказались не «ваннами» в привычном смысле – а «вороньим гнездом» в скалах на обрыве.
Сами ванны – это низкие каменные бассейники с горячей натуральной водой на скале (прибой Тихого океана звучит внизу). Перед ваннами – душ; тоже на обрыве; одна его стена полностью открывается в сторону океана. Когда погода хорошая (а такая она была всегда), стена открыта, и в душ «лупит» солнце и мощно звучит прибой.
Серебро от воздействия этой воды становится голубым.

Прямо над обрывом к океану растут несколько прекрасных сосен, а под ними стоят простые деревянные скамейки – как на даче; даже по ощущению непринужденности похоже.
Мимо них уходит дорожка вниз, в овраг-расщелину, делящую территорию Эсалена на две части. Через расщелину перекинут мостик.
В расщелине чуть ниже - круглое здание центра медитаций и небольшие строения для занятий.
За мостиком дорожка разветвляется – одна уходит налево, вниз, к океану – там на берегу расположен Big House.
Основная же дорожка от мостика идет прямо; справа от нее начинается крутой склон с таинственными зарослями, пересекаемый лестницей; в зарослях видны жилые домики. Эта лестница вызывала у меня необыкновенное чувство удовольствия и детской тайны: в этой моей области души, спроецированной на окружающей мир, для меня явно что-то «лежало». Я оставила это «на потом».
Потом крутой склон справа выполаживается, мы проходим мимо школы; это школа для младших детей; скорее, детский сад. Здесь учатся дети сотрудников и гостей Эсалена и детишек из местных поселков.
Слева же в зарослях возникает еще несколько строений – Большая Юрта, Farm House, Art Barn, а за ним Dance Doom - стоящий прямо на берегу полотняной шатер для танцев и прочего.
Дорожка идет и дальше, где крупных сооружений уже нет; только сельскохозяйственные угодья.

…Можно вернуться, и приступить к обзору занятий. Помимо семинаров, на которые собственно, и приезжают в Эсален люди (на территории института одновременно происходят около 5 семинаров; как правило, они недельные; в выходные к ним добавляется еще около 5 двухдневных уик-эндовских семинара), на доске объявлений имеется богатый выбор «мероприятий».
Существует ежедневная программа из 3-5 коротких занятий для всех желающих: как правило, это медитации, гештальт, спонтанные танцы. Внутри института занятия бесплатные.
Одновременно в институте несколько раз в неделю происходят какие-нибудь вечерние события – фестиваль танца, открытый семинар лидера, заехавшего на 1 день.
Одновременно вечером случаются концерты.
Все это предоставляет большое количество выборов – больше, чем может освоить один человек. Но все происходит довольно непринужденно – ибо ты уже тут, а процесс – един.

Общий процесс


Осознание происходит там, где ты сейчас. Чтобы ты не делал – это часть твоего взаимодействия с общим сознанием. Эта довольно общая идея прекрасно разработана в процессуальной работе – подходе, созданному американским психологом А. Минделлом. Эта разработанность прекрасна в первую очередь тем, что отменяет границы платных семинаров и границы мифов и направлений, возглавляемых определенными лидерами.
Мы своими действиями создаем мир вокруг себя. Подходы же и техники, навыки и умения, семинарская и психотерапевтическая работа, моменты творчества и прочее – это только фокусирует процесс на какой-то определенной ноте, является средствами выражения и построения себя, средствами спонтанности. Для обнаружения этого взаимодействия существуют разные средства, но само взаимодействие есть всегда.
Мир «заигрывает» с тобой разными гранями, и то, что эти грани говорят тебе - это часть тебя, возможность осознания этого.
Какова же была моя радость, когда я Эсалене я обнаружила то, что этот принцип общепринят настолько, что о нем даже не надо говорить – он «висит в воздухе», очевиден всем присутствующим. Работаешь ли ты в саду или на кухне или участвуешь в семинарах – все едино; ты находишься в глобальном процессе осознания, и ты представляешь из себя часть мирового процесса.
В Эсалене для меня таковыми гранями были в первую очередь природа вокруг и дизайн географического и идейного пространства института; то, как его видимое пространство «собрано» воедино. Даже не «дизайн», ибо дизайн – это все же то, что «надстраивается» над уже созданной основой. Скорее, «идейный скелет» местности, определяющий его конфигурацию и сам по себе являющийся культурным сообщением.
Так это видится мне. Но – это мой ракурс темы; другие люди могут видеть это по-другому, и это тоже часть общего процесса. В нашем разговоре с женщиной - детским психотерапевтом произошел такой обмен репликами:
Я: «Меня вдохновляет то, что все мы – части мирового процесса».
Она: «А меня интересует только то, как работать с проблемными детьми».

Соразмерность

Довольно давно мое предельное восхищение вызывают не что-то, что за пределам обыденно-представимого: огромные дома или объекты природы – небоксреб или Эверест, не навороченные девайсы, даже не общепризнано-талантливые произведения искусства.
Его вызывают феномены, собирающие много разных частей в одном месте в новое единство; феномены, в которых «упаковано» много сознания. Они фокусируют разрозненные прежде части – и этим рождают отдельную сущность. Ребрандт. Египетские статуэтки богов. Театр Васильева. Песни Петра Старчика. Тадж Махал. LiveJournal ?. Эсален.
Эти феномены не обязательно должны быть огромными или общезначимым: в такое восхищение приводили меня некоторые простые предметы, находящиеся на территории института Эсален – скульптуры, маски, посохи.
Эти предметы не имиджевы, они магичны – но в «правильном» понимании магии как средства понимания структуры мира.
Теоретически любой имидж (изображение) магичен – он настраивает нас на определенную волну, и, как правило, эта волна служит определенной цели. И, конечно, в нашу эпоху симулякров в общем случае люди не доверяют имиджам. Современные имиджи, как правило, говорят что-то типа: «восхитись мной»; «купи меня»; или хотят, чтобы ты последовал за ним в какое-то конкретное миропонимание (этим страдают большинство эзотерических изображений).
Предметы Эсалена ничего такого не «хотят»; они не из мира современных симулякров, у них нет ни явной, ни скрытой рекламной цели. Магичность их в том, что они существуют не для того, чтобы сделать нам красиво, а для того, чтобы трансформировать или вывести в сознание еще один аспект, еще смысл или чувство; это «фокус» понимания, подспорье обнаружения сути. И этим они функциональны - эти предметы тебя не закабаляют, а освобождают.
Очень неожиданно – и именно так, как должно быть:
Первое, что восхищает в Эсалене – это место; около 100 Га лесистых холмов и оврагов, спускающихся к Тихому Океану. Природа Эсалена, слава Богу, не является «полноправным участником процесса»: она предоставлена самой себе.
Эсален не «сад» - хотя там есть ферма, обработанные участки и посадки. В целом создается ощущение, что человек старается сосуществовать тут параллельно с природой максимально неповреждающим образом. И эта «отпущенная на волю природа» - или, скорее, принятый здесь принцип отпущенной на волю природы, возвращает свободную волю и человеку.
Птицы и белки здесь не вызывают восхищения как «объекты-живой-природы»; очень четко понимаешь, что они есть естественное население Планеты Земля.
В этом месте текста у меня даже возникло ощущение, что я, выросшая в России, незаметным для себя образом оказалась опосредована чисто советским стереотипом «хозяев природы» - отсутствующем в Эсалене.
Контуры культур в каких-то важных моментах географически-обусловлены; они соответствуют контурам природы. В культуре Америки сильно проявлен принцип янь – и так же в природе - при контакте с ней возникает ощущение открытости, она выпрямляет.
В России эмоциональное ощущение от природы другое; оно скорее укрывающее, прикрывающее, как в строчках барда Юрия Устинова: «прибрать к рукам, пригнуть, сокрыть и уберечь». В России лес – это скорее укрытие («под сень леса»); в Америке все прямее и открытее («под своды леса»).

А еще Эсален находится на путях естественной миграции бабочек - в сезон их здесь несчетное количество.
Второе, что восхищает в Эсалене - это еда. Куча салатов из местных овощей; овсянка и грубо обработанные крупы разных видов с большим количеством сухофруктов и просто фруктов на завтрак. Более десятка разных овощных блюд на обед; много свежайшей рыбы; мясо тоже есть, но мало (многие вегетарианцы); салаты и просто свежие овощи – навалом на больших подносах; несколько супов. Все простое, натуральное и свежайшее - никаких полуфабрикатов и никакого самолюбования в пище, как и во всем остальном.
В Эсалене хорошо понимаешь, что еда является фокусом трансцендентной мысли. Вселенная голографична, и контур личности, сообщества, страны проявляется в любой частности; еда «вписана» во все происходящее вокруг как одна из частей, и подчиняется тем же принципам.
Еда Эсалена устроена таким образом, что она облегчает сознавание интегральности и одновременно дает тебе очень рациональную опору, чтобы ты никуда не «улетел», а остался здесь и сейчас. Не углубляясь в тему, замечу, что интегральные планы Эсалена – это не те «высшие планы сознания», о которых неустанно твердит наша «эзотерика»; это, скорее, общий принцип, организующий мир в его целостности. Очень прикладная вещь – как принцип аэродинамики при полете самолета и точный расчет при построении его крыла.
Едят тут три раза в день, но дайнинг открыт круглосуточно - в любое время можно выпить чай (много видов черного и зеленого, в основном, в пакетах; много травяного; специальные чаи из местных трав Эсалена) или кофе.
В любое время доступен обалденный хлеб, который пекут в самом Эсалене. Его много видов, он похож на наши навороченные батоны с травяными/ореховыми добавками, только гораздо натуральнее, грубее и без всяких отдушек. Огромные квадратные буханки лежат на больших деревянных досках – их нужно резать самому большим ножом. Рядом – тоже в больших емкостях – масло и джем (не тот джем, который у нас «джем», а тот, который у нас «домашнее варенье»); его несколько видов. Все непринужденно.
Пространство Эсалена и его правила уважают человека и ориентируются на его «вменяемость» (не могу подобрать лучшего слова; «сознательность» очень маркирована советскими значениями) – и этим самым эту «вменяемость» создают.
Несмотря на то, что здесь существуют определенные приоритеты (общение с самим собой и природой, медитация, личностный рост), здесь для всего есть место и ничто не запрещено совсем. Все запреты ориентируются не на чей-то авторитет или идеологию, а на принцип общей пользы. Все они касаются определенных способов действования в определенном времени и месте. В дайнинг не стоит приходить с компьютерами тогда, когда он является местом еды и общения – т.е. в часы трапез и вечером. В остальное время - пожалуйста: каждую ночь в дайнинге наблюдалось несколько человек с ноутбуками.
Спиртное не приветствуется. При этом в дайнинге имеется маленький бар, где его можно купить: выбор остается за тобой.
Курение тоже не приветствуется (как и в Штатах в целом, впрочем); четко и функционально расписано, где курить нельзя (в дайнинге, в жилых и семинарских комнатах). В остальных местах – пожалуйста: что не запрещено, то разрешено.
Эсален расположен на скалистом берегу Тихого океана – так что тропки и дорожки там непрямые. Сбоку дорожек стоят самые простые фонарики, помогающие людям в темноте не сбиться с дороги. Свет их подобран так, что он не слепит, а только мерцает изгибающимися вереницами огней. Яркость этого мерцания позволяет пройти по дорожкам не оступаясь, но это освещение не конкурирует с природой, не «засвечивает», не делает черным темно-синее небо перед самой темнотой и не глушит свет звезд.
Поэтому вечером, когда выходишь из помещения, видишь глубокое синее небо с черными силуэтами гор и таинственное мерцание дорожек. Экспозиция выдержана «на пятерку». На «отельные» ландшафты в экзотических странах совсем не похоже

Встречи. Социальное поле.


В Америке социальное поле более гибко и открыто, чем в России. Знакомства происходят гораздо легче; есть негласные конвенции, которые позволяют людям показать друг другу, что они друг другом замечены и обменяться некоторой информацией о себе. Эсален – не исключение; напротив, он развивает этот принцип дальше.
Времена 60-х прошли, сейчас внутри института практически нет «неформальности» и «неформалов» в том виде, котором мы привыкли их понимать. Общие мнение состоит в том, что с каждым годом здесь становится все официальнее и официальнее: уже никто не живет в платках в ущелье, и даже дырки в заборе, сквозь которые можно было бесплатно проникнуть на территорию, закрыли. Сам по себе процесс «формализации» Эсалена достоин отдельного исследования; на поверхностном же уровне на непринужденный вопрос «где хиппи и неформалы?» - следует не менее непринужденный ответ: «всех вылечили».
Наиболее неформальная часть Эсалена в российских реалиях напоминает собой (отдаленно, конечно) семинар на актуальную тему в Институте Философии РАН: участвуют, конечно, независимые мыслители, но их неформальность – скорее в направлении мысли, чем в форме одежды или социального бытия.
Основу же участников семинара составляет американский middle class – и надо сказать, это совершенно чудесный middle class. Увидеть всех вместе можно в дайнинге. В то время, когда я там находилась, общее число присутствующих в Эсалене людей было, если я не ошибаюсь, около 400 человек. Но если пройти днем не в обеденные часы по территории – тебя встретят безлюдье и тишина; все в семинарских помещениях, только несколько человек работают в саду.
Три раза в день в часы трапез начинается «самое вкусное»: дайнинг заполняется людьми. Американский middle class, когда на него глядишь в массе, представляет собой завораживающее зрелище. Он очень социально-чуток и отзывчив: достаточно взгляда, жеста или улыбки, чтобы находящийся рядом человек тебе ответил. Не всегда этот ответ «содержательный» (тенденции начинать длинные содержательные разговоры в неподходящих местах, как в России, там не наблюдается). Но улыбку и жест расположения вернут обязательно, с точностью кругов по воде от попавшего в нее листа – даже если человек всем остальным показывает, что он не собирается общаться и/или куда-то целенаправленно следует. У меня есть версия, что, помимо американской легкости контактов, в открытости Эсалена работает идея общего процесса, в который вовлечены все присутствующие: идея Встречи в ней играет важную роль.
Среди эсаленовского «народа» ходит, приблизительно следующая присказка: «Люди в Эсалене – это нечто особенное; ты никогда не можешь найти того, кто тебе нужен – зато обязательно находишь кого-то неожиданного».
Американский middle class чуток и бодр, улыбчив и мобилен, конкретен и содержателен. Длинные столы с лавками в дайнинге вмещают 8-10 человек, и, как правило, когда стол заполняется обедающими, за ним сразу воцаряется общая оживленная беседа. Незнакомые знакомятся, причем часто «всем столом»; делают они это активно и содержательно: это не знакомство типа «Питер из Нью Йорка» - «Энн из Алабамы», а неформальный рассказ о значимом - что здесь делает, чем интересуется. За счет этого разговор за столом очень быстро становится содержательным и служит мощным средством самоопределения – имена, названия, контексты, ссылки, цитаты мелькают с большой скоростью. Эта информационная скорость вообще является отличительной чертой коммуникативных процессов в Америке.
Помимо немногих специфических случаев, невозможно себе представить ситуацию, когда только что познакомившиеся за столом люди выбирают себе одного интересующего их собеседника и замыкаются с ним в парном разговоре. Так же невозможно себе представить, что кто-то, знающий больше других или лучше говорящий, «царил» за столом, тогда как остальным отводилась бы роль слушателей. Разговор, как правило, остается равным и общим, несмотря на «статусы», опыт и умения собеседников.
Такую же особенность я заметила в спонтанных танцах, которых в Эсалене множество видов: партнер (даже наиболее симпатичный тебе ?) надолго не «выбирается» - протанцевав танец с одним партнером, танцующий переходит к другому. Вряд ли это «нельзя» - скорее, не принято; невежливо – все в равных условиях. И так же как версия – в этом проявляется уважение к «общему процессу», в котором все части единого целого.
Полтора месяца спустя на другом континенте, в Индии, в Ауровилле, я наблюдала две сотни обедающих ауровильцев. Разница колоссальна: ауровильцы в массе своей гораздо более телесно-неподвижны, более замкнуты и погружены в себя. Нет такого перемешивания незнакомых людей за столами; другая социальная норма, норма «санатория» или «отеля»: все обедают семьями или своими компаниями; совсем нет ориентацию на Встречу как на знак «общего процесса», да и никакого «общего процесса», собственно, тоже не ощущается. Присутствующие гораздо менее воодушевлены; тем более – вовсе не вдохновлены друг другом. От них остается впечатление некоторой корявости и заскорузлости, даже угрюмости. Чем-то это ужасно похоже на Россию.
Но когда случайно встречаешься с ауровильцем взглядом или заговариваешь – немедленно чувствуешь льющуюся на тебя душевную теплоту. Чувствуется, что здесь больше самоотдачи: тебе всегда готовы с душой уступить или услужить; в Эсалене же готовы скорее «вступить в контакт» или «протанцевать танец», чем «поделится внутренним душевным теплом». Зато в Эсалене всегда готовы поделиться информацией, в отличие от Индии, где это может стать задачей почти неразрешимой.
Индия и Америка - индусы и янки - Инь и Янь – в кульутре наблюдаются те же качества и признаки, что и природе:
Среди участников семинаров много психологов – практических и иных; много обучающихся психологии и пишущих работы в этой области; много людей, занимающихся личностной работой над собой. И много тех, содержательная работа которых связана с тематикой Эсалена – авторы книг, собственных семинаров и направлений (как я облизывалась, слыша со стороны их беседы: «globalization», «transformation»).
Важная характеристика Эсалена - средний возраст большинства присутствующих – 40 лет и старше: наследие 60-х; по всему видно, что формообразующая идея института уже зрелая - но не старая и не замкнутая. «Социокультурно» 40 лет в Америке - это совсем другие 40 лет, чем в России – это активность, бодрость, конкретные планы; наличие будущего и – это видно невооруженным глазом – совсем другой уровень общего здоровья.
«Вот скажи, сколько мне лет» - спрашивала меня русская приятельница, 20 лет живущая в Лос-Анжелесе и приехавшая в Эсален на семинар. «Ну, 40» – наугад отвечала я - «Мне 53, а чувствую я себя на 13».

Встречи. Люди и семинары.

Многочисленные встречи Эсалена – даже Встречи Эсалена – были тем, что переводило Бытие в Знак. Я, как правило считающая, что встречи в таких местах – это главное, вдруг понимаю, что нет; здесь встречи здесь для меня были одной из ипостасей Духа – неразрывно связанной со всем остальным, но не главной.
Фантастически гибкого и четкого человека с искрящимися глазами звали JJ. «Просто JJ»? - переспросила я – «да, JJ».
Первый раз мы пересеклись в книжном, где я у полок с литературой искала книги, в которых содержится следующая генерация мысли после гештальта и Грофа.
JJ был представлен мне как книжный знаток, и после короткого обмена репликами он прекрасно понял направление моего поиска. Понимание это было скорее невербальным: мы слишком мало сказали другу, чтобы «состыковать понятия», но с его стороны присутствовало абсолютное понимание того, что я ищу. Он указал мне на книгу Ричарда Тарнаса (Richard Tarnas) – «Сosmos and Psyche», и Кена Уилбера «Integral Spirituaity». Последний автор у нас известен; но эта работа новая, 2006 года и, кажется, на русский язык не переведена.
А потом наш разговор немедленно перешел на фантастику, на fiction – но не на science fiction, …нам было понятно… не science fiction. Итогом стали книги Майкла Мерфи (Michael Murphy) «Golf in the Kindom».
На следующий день JJ вел занятия по спонтанному движению. Его способ раскрепощено двигаться был стремителен и переливчат как ртуть и очень эмоционально выразителен. Ранее я встречала людей, которые прекрасно спонтанно двигались; движения которых выражали душу, а иногда и дух. Я так же видела людей, которые прекрасно, стремительно и четко двигались по дискурсам мысли. JJ в танце делал и то и другое одновременно. Он как-бы писал танцем фантастический рассказ – или танцевал что-то кристаллическое и сверкающее, ассоциирующееся у меня с азимовской «Foundation». Я не встречала ранее человека, в котором так сочеталась бы телесная спонтанная стремительность и интеллектуальная продвинутость.
Сведение несводимого ранее - знак Эсалена.

Гештальт

В голографичности поля представлений Эсалана «нить», принципы гештальта выделяется совершенно отчетливо – стоит только приблизиться. Конечно, гештальт в здесь занимает особое место – здесь он и создавался; Фредерик Перлз жил и работал в Эсалене. Но эпоха гештальта, похоже, уходит; короткий гештальт-семинар, который я посетила, подтверждал то, что и так понятно в России: с гештальтом что-то сильно не то.
Семинар включал известные гештальт-упражнения: рисование своего состояния, представление своего состояния в движении, завершение этого движения… Местной спецификой семинара был тот оттенок конкретности и стремительности, который (на мой московский взгляд) отличает все занятия в Эсалене, большая ориентация на танец: танец-обсуждение-рисование-танец; нет «пауз», наполненных тишиной; все упражнения перетекают друг в друга.
Но в целом от семинара осталось ощущение некой принудительности - или, скорее, принужденности… принужденности рассказа о себе, принужденности расширения границ.
Ведущая семинара, по сравнению с общей мелодией, с общим узором свободы, отпечатанной на лицах и в движениях людей в Эсалене, казалась озабоченной, скованной и раздраженной. Она была единственной из всех ведущих, кто не разворачивался к участникам своей идентичностью «просто человека» - скорее, она была профессионалом, четко соблюдающим рамки занятий. После семинара она сразу ушла.
Интуитивно ощущаемые роль и место гештальта в общей картине представлений Эсалена именно таково: на образном уровне гештальт представляется как какой-то клубок, сдерживаемый снаружи оковами.
Попробую вычленить из этого эфемерного, в общем, образа, эскиз методологических ограничений гештальт-подхода. Несмотря на то, что еще Левин ввел «теорию поля», основные его построения основаны на границах между внутренним миром человека и миром внешним. Интроекция, проекция, интроспекция… – все это описывает именно способ операционального взаимодействия психики и «внешнего мира». Между тем дальнейшие подходы в психологии, как правило, являются культурно-ориентированными; они выделяют в культуре и в «мире в целом» некоторые «миры», во взаимодействии с которым человек и становится человеком и занимаются этим взаимодействием. Гештальт же сосредоточен, в основном, на «границах». Это, кстати, делает его мощным психотерапевтическим методом – ибо он выделяет конкретный предмет, к которому нужно прилагать воздействие. Но такие рамки мешают восприятию человека не как «клиента», а как «существа» или «сущности». В этом контексте к гештальту применима моя любимая цитата: «Психология делит мир на внутренний и внешний, забыв, что между ними существуют миры культуры, собственности и государства». В Эсалене же, который весь – поток и весь – на краю; в котором в единстве присутствуют природа, культура, интеллект, трансперсональное и дух, делающий это все живым – в Эсалене такая «замкнутость в рамки» довольно ощутима.
Это только заметки, не претендующие на полную обоснованность. Но, если верить процессу, в этом содержится что-то культурно-значимое «про гештальт»: «случайный» собеседник, дежурящий на въезде в Эсален, в «случайной» спонтанной беседе об интересах каждого мгновенно ответил мне: «я тоже не люблю гештальт».

Танцы

Танцы, спонтанные танцы Эсалена – прекрасны. Как и многое другое в Эсалене, они строятся на понятии собственного телесного центра, в котором надо стремиться находится. Этот центр может произвольно смещаться – и внутри тела, и изнутри тела – вовне; задача танца – следовать за центром, сохраняя баланс.
В танце могут принимать участие люди, предметы, музыка, стены, - все, находящееся в этот момент в поле, включается в процесс. Никогда я не видела такого разнообразия движений, лиц и подходов к танцу. Можно все; степень разнообразия движений и лиц гораздо больше, чем в России: рядом может танцевать суперпрофессионал, неформальная пара, старик 70 лет – все являются необходимыми участниками процесса, и это понимание всеобще.

Медитация

Каждый день в Эсалене проходят короткие сеансы медитации (три раза в день по полчаса). Я была их постоянным участником: материя сия меня интересовала в сильной степени – я видела в ней неделание как уравновешивание стремительного движения американской цивилизации. У меня достаточно высокая внутренняя скорость, но от здешней скорости я порой просто изнывала.
Впечатление странное: медитация в Эсалене происходит как делание; как последовательность выполнения различных движений и дыханий; акцент – на определенных действиях, приводящих к определенному состоянию. Америка, однако: «делают» даже неделание.

Костер

В Эсалене для всего есть место и есть возможность постоянной смены мест. Имеется великое разнообразие мест для общения: в юрте, в комнате для занятий, лежа в ваннах и глядя в небо; на лавочке над обрывом, в дайнинге, просто гуляя. Разнообразие это включало и мой любимый костер.
Место для костра на веранде дайнинга вписывалось в пространство совершенно непринужденно. Эсален – не лес, но костер там совершенно органичен, он ничем не напоминает костер как «статиста» с унылых корпоративных «барбекю».
В моей жизни костер играет особую роль; наверное, именно поэтому именно около него я в первый раз увидела внутренние формы этой «религии отсутствия религии» - как она являлась молодым обитателем Эсалена.
Костер неожиданно развели как-то вечером на веранде; он дышал огнем и ветром. Купол света и тепла сделал возможным прямой разговор, который в другой ситуации мог бы показаться слишком пафосным или неуместным.
Первый раз я слышала от людей слова о том, чем для них является Эсален, и понимала, что испытываю к этому место точно такое же чувство благоговения и любви. Они говорили о том, что основное в жизни – любовь к людям, о необходимости служить друг другу. Чувства были те же, но формы, в которых говорящие переживали эти чувства, отличались от известных мне. Разговор про любовь был разговором про действие - осторожное, корректное, но быстрое и результативное созидательное действие всех для всех. Мои собеседники даже во время разговора были в движении; они были похожи в этот момент на больших стремительных птиц, их чувство было движением; spirit in movement.
Я с изумлением смотрела на незнакомые мне способы чувствовать: получалось, что «любить» – это делать всем удобно и свободно, а основное препятствие любви – отчуждение человека от человека. В России же (по моему опыту) «любить» значит, скорее, быть вместе во взаимопринятии; основное препятствие - саморазрушение из-за чувства вины.

Беверли


Есть представление, что в лицах людей другой культуры, если мы видим их в массе, мы можем узнать типы лиц наших друзей и родственников, изменившиеся все в одном направлении. В таком случае Беверли – архетип моей подруги, воплощенный в этой культуре.
Уже с первого взгляда и жеста в дайнинге она восхитила меня своей душевной теплотой. Среди мобильных, конкретных, доброжелательных, но внутренне ощущаемых прохладными американцев Беверли грела как свечка.
Мы в России хорошо знаем эту отзывчивую душевную теплоту – она, как правило, исходит от хороших бабушек и связана с отсутствием у этих людей чувства собственной важности. Это золотистое ощущение всеобщего приятия и доброжелательности свойственно так же лучшим представителям наших 60-х – если борьба за жизнь не надела на них жесткую маску.
Здесь же - изящная женщина средних лет, на которой лежат опечаток редкой культуры души: культуры дома ли, среды ли – не знаю; знаю, что мама Беверли была индианкой Чероки. Мы сразу ощутимо «заприятельствовали», а потом, в точном соответствии с законами «общего процесса», начали спонтанно встречаться на тeрритории Эсалена в самых неожиданных местах. В комнате для медитаций. На склоне. В Art Barne.
Она казалась мне похожей на голубой цветок; вот такой.

Ронни


Среди гор и скал Эсалена выделялись особые места, привлекавшие мое внимание; одно из них, как я уже писала - лестница вверх, в заросли: ее «физиономия» веяла для меня чем-то таинственным и родным.
А люди… все же, несмотря на привлекательность для меня «населения» Эсалена, я чувствовала в них слишком большую правильность и слишком много блестящего здоровья. Мое вечное место - «пикник на обочине», и я искала другого – может быть, не столь мейнстримовского; может быть, более универсального пласта смыслов.
На второй день в дайнинге за столом у окна я заметила одиноко сидевшего великолепного человека, как будто вышедшего из романов Хемингуэя. У него были совершенно седые длинные волосы, зеленая кепочка и под кепочкой - неподражаемый взгляд. Глаза его с независимостью и юмором обводили столовую и явно видели что-то другое, чем все; увиденное веселило его крайне. Я обрадовалась; мы переглянулись.
На следующий день он сидел на том же месте; стол вокруг был полон. При встрече взглядами он помахал мне рукой в приглашающем жесте. Я радостно ответила и немедленно приземлилась рядом. «Ронни», - сказал человек - «tell a joke», и я поняла, что «попала» – взгляды всего стола были устремлены на меня, а шутить по-английски с места в карьер… Я набрала в грудь воздуха и рассказала – на своем английском – вот этот анекдот:
Индус, американец и русский сидят и медитируют. Вдруг каждый из них обнаруживает под попой канцелярскую кнопку.
Как поступает индус? Он продолжает медитировать.
Как поступает американец? Он достает кнопку, смотрит на нее, выбрасывает прочь и продолжает медитировать.
Как поступает русский? Он достает кнопку, смотрит на нее, думает, потом кладет обратно под попу и продолжает медитировать.

Меня поняли! Большинство присутствующих заявили со смехом: «нет, третий был американец».
Ронни пригласил меня вечером в гости. Он жил как раз на верхушке той, понравившейся мне лестницы вверх, в автовагончике, вот в этом:
В гости я, конечно, пришла – по вожделенно-загадочной лестнице, ночью, с фонариком, вызвав восхищение Ронни своей смелостью (было б чем…) Но это уже другая история…
Потом мы дружили. А еще потом оказалось, что он друг Барни.
Есть люди, которые ощутимо «выламываются» из мифа, сформировавшего окружающее пространство, как большая сосна «выламывается» из леса, в который погружена. Рядом с ними, как правило, нет неощутимого, но очевидного следования стереотипам, лимитирующего все вокруг.
Совершенно не обязательно, что эти люди будут «больше» окружающего мейнстрима - они, возможно, будут меньше – или просто они сформированы другой культурой. Вот эти-то контуры личности как культуры или культуры как личности интереснее всего – ибо именно они формируют невидимую и неощутимо, но убедительно существующую «ткань мира», по которой скользишь и в зеркале которой отражаешься.
Искать таких людей стоит хотя бы из-за окружающей их атмосферы свободы. Не всегда таких людей легко выдержать и не всегда надо это делать, это случается, когда у тебя есть иные намерения, нежели те, исполнение которых лежит целиком в пространстве данного «леса».
Если представить, что Эсален – модель мира (а такое представление в данном случае очень хорошо работает - это такой портрет и одновременно карта), то Беверли была проявлением его сердца, а Ронни (и Барни – о нем ниже) – того разума, который не интеллект.
Эти люди показали мне объем проживания в этом мире и включили меня в его человеческое измерение, чем вдохновляют меня до сих пор. Эти, и другие, не описанные здесь – спасибо им за то, что они есть.

Art Barn

В центре Эсалена, близко к обрыву к Тихому океану, стоит небольшое сооружение, которое называется Art Barn (Художественный Сарай). В нем проводятся арт-семинары и занятия; одновременно – это круглосуточно открытая для всех мастерская для занятий творчеством.
В домике стоят длинные столы и есть все необходимое для занятий рисованием и лепкой – краски, пастель, цветные карандаши, бумага, принадлежности для лепки – даже печка для обжига керамики. Присутствуют чайник, кофе, чай и сахар, а так же художественная библиотека, и на втором этаже – видеотека и помещение для просмотра видео.
Вокруг Art Barnа расположены художественные элементы, явно созданные в нем или при его содействии.
Этот кот будит кучу ассоциаций: именно ЭТОТ КОТ у нас в стране очень популярен как модель для арт-тренингов, которые проводит Лисси Мусса – художница Зоя Чернакова, создательница Оксюморона. Моделью чего служит кот в Эсалене и служит ли вообще – осталось тайной.
Внутри тебя встречают различные художественные произведения – профессиональные и не очень: культурные сообщения этих произведений завораживали меня своей актуальностью.
Они были посвящены темам «человека как текста и «человека как поля», и в этом опять проявилась интегральность Эсалена. В России тема «человека как текста», как правило, обсуждается в рамках одних концепций и подходов (лингвистических и постмодернистко-структуралистских), а «человека как поля» – в рамках других, в нашей культуре представленных скорее «эзотерикой» и несравненно более распространенными в масскультуре. Нигде, кроме Эсалена, я не видела, чтобы два этих глобальных подхода присутствовали в одном социокультурном месте.
Вот эта картинка имеет больше культурных аналогов у нас, чем предыдущая. Автора не знаю - я просто очередной раз зашла в помещение и увидела ее лежащей на столе. В ней явно проглядывает концептуальность одного из эсаленовских семинаров.
Именно в этом месте я и проводила большинство своего свободного времени. Среди всего набора, который предлагал Эсален – от медитаций и свободного дыхания до гештальта и танцев и массажа, именно Art Barn, дающий возможность самой выстраивать программу своих занятий, был для меня основным центром притяжения.
Это место в наибольшей степени отвечало моему пониманию себя; здесь ты сам себе хозяин – и можешь из большого количества практик и способов работы выбирать желаемое сейчас. Да и именно такая концепция творческого центра создавалась в моей голове еще задолго до того, как я приехала в Эсален.
Ради Art Barna я даже прогуливала семинар по массажу, на который я, собственно, и приехала в Эсален. Сам по себе массаж был тоже интересен: но, как всегда, возникал выбор: за 5 дней пребывания в Эсалене переместится к центру, к сердцу происходящего. И этим сердцем был Art Barn.
В дополнение на семинаре у меня возникла некоторая проблема контакта с людьми. В целом особых проблем в контакте с людьми в Эсалене у меня не было – несмотря на уровень языка и то, что это был первый визит в Штаты - я как-то очень находилась «в потоке» места, и все нужные люди мне встречались. Но это относилось к общению либо близкому и/или бессловесному, «полевому»; либо «большому» - когда речь шла об общезначимых темах или концепциях, либо к личностному - с людьми, с которыми нас внезапно свело что-то индивидуальное.
А вот «промежуток»; средне-социальный контакт с людьми, случайно оказавшимися рядом, как на семинаре по массажу, обнажал какие-то блоки, и я чувствовала себя очень зажато. И от этого я сбегала в Art Barn.
Позже, чуть разобравшись в принятых в институте способах работы, я, подойдя к своему тренеру по массажу, поделилась проблемой.
Уточнив, что он правильно поняли мой английский, он спросил:
- А как ты к этому относишься, к этому «неконтакту»?
Правильно поставленный вопрос – это две трети ответа. До меня в то же мгновение «доперло», что я ставлю себе непосильную задачу – «контакт на всех уровнях».
- О! – сказала я.
- Спасибо! – сказала я.
И с тем большим удовольствием улизнула на следующий день в Art Barn.

И тут же встретила там Беверли, которая рисовала. Мы посмеялись тому, что мы опять вместе, и я присоединилась к ее занятию. Некоторое время мы были вдвоем, а потом открылась дверь, и вошла Валерия. Она запела.
Пока она пела, в моей картинке появлялись новые цвета, продиктованные ее песней.
А потом картинка естественно завершилась, и мы втроем начали спонтанно двигаться под песню Валерии… Меня, все время в Эсалене вдохновленную разворачиванием общего процесса, «пробило» на лекцию об этом и о переходе модальностей. Переходе, взятом не в психологической плоскости (из «визуальной» в «кинестетическую»), а – в художественной, переходе из песни в танец, из танца в рисунок.
В итоге происходящего мы все пришли в восторг.
Чуть позже оказалось, что у Art Barna есть «хозяин», «заведующий» по имени Барни. Вызывая при первом взгляде ощущение солидности, Барни впоследствии оказался очень ироничным и абстрактным человеком и… давним, самый лучшим другом Ронни.
Как-то мы обсуждали с Барни и Ронни американский фильм «Доктор Живаго», и собеседники мои назвали его «love story», чем вывали мое всяческое возмущение. «Разве Доктор Живаго –«love story»? Это же история судьбы и становления человека. И страны. И история страданий» - парировала я. «Так любовь всегда страдание» - мгновенно отозвались мои собеседники.
Мы сидели в этот момент в Art Barne, пили кофе, и ноги Ронни в тяжелых желтых ботинках, в соответствии с вошедшим в анекдоты американским стандартом, лежали на спинке стула в небольшом, надо сказать, отдалении от моей головы. Ботинки были чистые, никакого особенного неуважения в этом не было, а легкость фраз собеседника говорила мне, скорее, о принятом стиле, чем о непрожитости каких-то чувств в отношении «Доктора Живаго».
А потом мы пошли на прогулку за территорию Эсалена - «смотреть закат». Знаменитая Нighway N1, идущая высоко вдоль берега, хвойные леса с просвечивающим Тихим океаном с одной стороны и огромные горы-холмы Калифорнии с другой, виллы в лесах («скромные» по нашим «постперестроечным» масштабам), которые мы миновали; дикие склоны, спускающиеся к океану, скалы.
Закат был совершенно дикий, «неодомашненный» - и молчаливый.
На обратном пути мы шли и пели «All that we need is love», и это был момент, наверное, наибольшей легкости и полноты за все время пребывания в Эсалене.
«…У вас никогда не было войны» - внезапно даже для себя сказала я, шагая рядом с легким, расслабленным и с каким-то юмором идущим по дороге Барни. Они не поняли. Улыбнулись.

* * *

Когда 5 дней моего пребывания в Эсалене подходили к концу, у меня было явное чувство, что ничего не заканчивается, просто все переходит в иные формы.
«Двигаясь по процессу», в последний день я накупила книг. И даже получила подарок: три книжки подарил мне Майкл Мэрфи, владелец и создатель Эсалена, «обнаруженный» мной, завороженной общим процессом, на территории института только в последний день. Наша беседа началась с Москвы и со сведений о том, что в Эсалене был Ельцин, «посещал знаменитые ванны». Подоплека сообщения, как я успела понять из дальнейших разговоров, была довольно юмористической: «и с этого момента в России начались демократические перемены». Закончилась беседа фантастикой. Что примечательно, создатель и владелец Эсалена и автор книг, Майкл зашел со мной в книжный купил в нем три своих книги и подарил мне.
Если еще раз представить, что Эсален – модель мира, из всего многообразия происходящего для меня выделялся примерно такой набор - индейцы, Хемингуэй, душевная теплота, огромность природы, книги и танцы, свободное творчество и… реальность медиа.
И особенно невероятно то, что контуры такой реальности могут проявляться через объем окружающей жизни. «Хемингуэй» в данном случае – это не «писатель» и не «книги»; это тот его роман, который незримо присутствует в окружающем пространстве, становясь иногда зримым – через человека, произнесенный текст или сделанный выбор. «Индейцы» – это тоже не конкретные люди из индейских племен, это тот дух, тот способ существовать в мире, который предполагает иную состроенность его частей и принципиально иную «позицию» внутри него, нежели у белого человека; проявляется «это» через поведение конкретных людей и через общую «географию» пространства. Я очень люблю тезис о том, что поле Америки многослойно – интеллект у него европейский, душа - негритянская, а дух – индейский.
….Ничто не заканчивается – все только переходит в иные формы. Виктория с подругой довезли меня на машинке прямо до отеля аэропорта, заботясь обо мне по дороге с «российским» радушием.
А заключительным аккордом Калифорнии стала для меня знакомство с группой хиппи в аэропорту Сан-Франциско; и именно с ними я почувствовала себя совершенно дома… Но это - уже другая история…

* * *
* * *

Моим неотъемлемым качеством является то, что я все время строю новый мир – и иногда чувствую себя оторвавшимся от земли фантазером. Приехав в США и в Эсален, я обнаружила, что новый мир существует в реальности и его построили люди; этого мира - целая страна.
В контексте этого мира Эсален ощущается как будущее всего человечества. Эсален внутри этого мира, насколько мне удалось понять - это инстанция, которая в первую очередь занимается обеспечением духовной составляющей процессов глобализации. О том, что Эсален действительно имеет ресурсы для решения этой задачи, говорит то, что институт, созданный на волне 60-х, преодолел «кризис 60» и двинулся дальше.
Встреча с Эсаленом полностью оправдала себя; и «окупила», и дала больше, чем ожидалось. Я «выявила» там существенно меньше фактологии, нежели ожидала и планировала; я по-прежнему не очень хорошо представляю себе, что есть Эсален как культурный феномен – в отличие, например, от Ауровилля. Может быть, культурная форма Эсалена и ее базовое сообщение слишком велики для моего несовершенного взгляда, но, скорее, здесь работает то, что за счет «танца на краю» суть Эсалена и не определяется его формой.
А еще Эсален был хорош тем, что «прочистил» представления о духовных и психологических практиках, существующих в рамках New Age. В нем нет российского «перевертыша», при котором большинство объединений, реально ориентированных на деньги-власть-доминирование, декларируют цели духа и развития.
«Российский Эсален» в том виде, в которым мы о нем мечтали, в данный период времени в России на мой взгляд, невозможен; невозможен не как эзотерически-духовный центр (такого у нас много), а как место, имеющее инновационный потенциал, дающий начало новой культуре. Такого не позволяет как наша культура, потенциал и «запрос» которой на новое невелик, так и рынок, запрос которого сегодня очень практичен.
На мой взгляд, то, что могло бы стать Эсаленом, возможно было бы в рамках неких специальных мест в российской культуре, не опосредованных масскультурными запросами и «подпитанных» материальным ресурсом или социальной задачей. Прототипом таких мест в советское время были академгородки – Новосибирский, Пущино, Черноголовка и др. В ином случае все уйдет в создание стереотипа, выполняющего запрос среды.
На этом я и хотела закончить, ибо эта интуиция – что в России Эсален невозможен – важна именно в своей окончательности.
Но обнаруживается, что текст «не пускает» заканчивать на этом – ибо это означает закрытость путей интеграции в России и признание отсутствия в этой стране любых реальных глобальных перспектив и возможности действовать в их видении. Оно и верно. ? .
И именно в связи с тем, что для меня это верно безусловно, на свет опять выходят те старые, проверенные временем способы сохранить и преумножить человеческое в себе, живя-таки в России. Этими путями исторически выживали свободные и творческие люди в России и в советскую эпоху и до революции. Еще Чехов сказал, что «если бы в России не было отдельных людей, жить в ней было бы совсем невозможно» (цитата неточная).
«Российский Эсален» невозможен как организация, институт, центр – ибо все это тут же столкнется с давлением рынка и переродится, «слиняет», заразившись обычным нашим двоемыслием. Роль российского Эсалена может играть обмен мыслями и текстами и личностное (не статусное) общение; никакое не «тайное братство» - напротив, максимально открытое общение, позволяющее «узнавать своих».
Сюда же - природность с преодоленной тягой к язычеству с одной стороны, к «усадебности» - с другой и к «походности» - с третьей.
Сюда же – сеть; Интернет и не только. Вообще для меня эта тема сейчас как-то сильно связано с медийностью, ибо именно медийные люди не могут не понимать, что создаваемые ими миры - не столько их миры, сколько порождение потребительской культуры – после чего немедленно возникает мысль о том, какой же должен быть «наш» мир, не созданный на потребу публики.
Как ни странно, никакое российское современное искусство не входит в орбиту, ибо непонятно, как ему выйти за ту нишу, которую оно и так с трудом заняло и которая является условием его существования.
То, как может выглядеть «соединяющее» это все место в культуре, аккумулирующее инновации в сфере психологии, культуры и духа – это большой вопрос…

 

Начало Начало / Библиотека Библиотека /  Кира Богословская «Эсален. Воспоминание о будущем.»
© 2023 Тренинговый центр «Тертон».  Связь с нами Размер шрифта: Маленький размер шрифта fsz fsz fsz
scroll






Движок сайта: SpoonCMS
Дизайн: Ashwood